Конечно, теперь он чувствовал себя немного глупо. Если только бак, который Следователь только что поднял в фургон, не нагружен высокоточным оборудованием, все предосторожности совершенно напрасны...

Штольц приподнял крышку багажника машины, в котором прятался, и выбрался наружу. Он поставил ее прямо напротив фургона; лишь метр-другой отделял его от распахнутой дверцы. Штольц опустил на глаза защитные очки. Сжимая пистолет, он поднялся по лесенке.

* * *

– Ни с места, – предупредил Джек. Фигура внутри бака была в чем-то вроде плащ-палатки с капюшоном, и он не видел лица. – Подними руки, медленно.

Никакой реакции. Кто это? Дорожный Патруль? Или чье-то тело?

– Встать! – гаркнул Джек.

Фигура не шевельнулась, даже когда он сорвал с нее капюшон.

– Кукла, – прошептал Джек.

Он развернулся на пятках. Стоило Джеку миновать занавес, тот вновь упал, отрезав обзор. Он прицелился ровно по центру. Почувствовал, как качнулось дно фургона, принявшего на себя дополнительный вес.

* * *

Дорожный Патруль наставил оборудованный самодельным глушителем пистолет на брезентовый полог. Следователь должен стоять примерно здесь...

– Кхе-кхе.

Он опустил взгляд. Крышка мусорного бака, который вкатил Следователь, была приоткрыта, и в образовавшемся просвете виднелось дуло пистолета. За ним прятались в тени два очень голубых, очень холодных глаза.

– Что это еще за хрень? Картошка? – спросила Никки.

* * *

ИНТЕРЛЮДИЯ

Дорогая Электра,

ты в жизни мне не поверишь. Сегодня я водила машину!

И прежде чем ты задашь вопрос, я отвечу: да, это дядя Рик разрешил мне. Когда погода не очень, он ездит не на мотоцикле, а на машине. Она у него старенькая и здорово помятая – двадцатилетняя «тойота», которая выглядит куском ржавого железа, но исправно возит его по городу. Сегодня мы с ним отправились куда глаза глядят, как он выражается, и он спросил, не возражаю ли я, чтобы съездить в Кловердейл, закупить всяких художественных принадлежностей. Ну, когда имеешь дело с дядей Риком, «художественные принадлежности» могут значить что угодно, от лосиного чучела до кривых зеркал, так что я, конечно же, согласилась.

Когда дядя заехал за мной, я сразу решила, что у него что-то стряслось. Выяснилось, что прошлым вечером он поссорился со своей девушкой... а я даже не подозревала, что она у него есть! Очевидно, какая-то официантка, с которой он встречается уже с месяц. Он сказах, спор начался из-за того, что он тратит на свое искусство слишком мною денег. Я ему говорю: «Если она не понимает, насколько важно для тебя твое творчество, тогда она не имеет права быть с тобой рядом». Кажется, это немного его развеселило.

Покупка оказалась очень занятным делом: дядя Рик приехал забрать старое седло, которое заметил на блошином рынке. Мы доехали до старомодной фермы, стоявшей посреди ничего, и купили седло у деда, которому на вид было лет сто пятьдесят. У него были седые волосы торчком, словно у сумасшедшего ученого, и он повторял «Хвала Иисусу!» буквально через каждые три фразы. Дед вынес седло из амбара, который казался чуточку моложе его самого; на всей ферме я не видела никаких лошадей или коров, только несколько кур. Амбар был потрясный: весь такой серый, побитый дождями и ветрами, и солнце сияет сквозь миллиард дырок в стенах. Прямо как чердак дяди Рика.

Сначала я не могла взять в толк, зачем дяде Рику понадобилось седло. Выглядело оно реально потрепанным: кожа вся в трещинах да пятнах, а лука вообще сломана. Никаких шансов использовать его по назначению. Дядя Рик отдал деду полсотни долларов и засунул седло в багажник.

– Ты совсем притихла, – заметил он по дороге назад.

– Думаю про седло, – сказала я. – Кажется, я поняла.

– Просвети меня, – предложил дядя Рик. Любимое его выражение.

– Ну, сначала я решила, что оно – куча ненужного мусора. Старые вещи бывают порой классными, но седло не просто старое, оно сломано. Но потом я стала думать про амбар.

– Да? А что с ним такое? – Улыбка дяди Рика подсказала мне, что я на верном пути.

– Ну, амбар тоже развалюха. Едва стоит. Крыша наверняка протекает в сотнях мест.

– «Но»?

– Но амбар просто класс. Он мне правда понравился. И кажется, я сообразила почему.

– Не держи меня в таком напряжении.

– Дело в том, что он едва не падает... но все-таки стоит.

Улыбка дяди Рика сделалась шире. Эх.

– В точку! – сказал он.

– Знаешь, сарай прошел через такие испытания, но все-таки сумел выжить. Он все еще там, на прежнем месте. Как и этот старик, наверное.

– Совершенно верно. И вся их история – через что им довелось пройти – тоже осталась. Работа художника как раз и состоит в том, чтобы разглядеть ее и постараться высветить так, чтобы ее смогли увидеть все.

– Да ну? Я думала, что работа художника в том, чтобы «создать свой собственный язык и научить ему окружающих».

– Соплячка. Если уж ты цитируешь мне меня самого, постарайся обойтись без напыщенности.

– Иначе что?

– Иначе я не научу тебя водить машину.

Ладно, пора завязывать с передачей диалогов: там дальше слишком много девчоночьих восторгов. Л также уговоров, упрашиваний и, наконец, страшных клятв не рассказывать родителям.

Мы ехали по проселочной дороге, вокруг ни души, и тогда дядя Рик съехал на обочину. Мы поменялись местами. Я-то воображала, что это просто, Электра, но меня ждал большой сюрприз. Видишь ли, дядя Рик предпочитает механическую коробку передач – для тех, кто не в курсе, объясняю: это значит, что человеку приходится нажимать целую лишнюю педаль, которая называется сцеплением.

Сцепление со Смертью, как я ее называю. Блин, кому только в голову пришло придумать такое?

«Знаешь, Эл, в этой штуковине маловато педалей. Надо поставить еще одну, вот сюда».

«Отличная мысль, Ральф. Левая нога почти совсем не задействована. Л к педали приделаем пружину».

«Точно. Вот только надо постараться не упрощать задачу».

«Нет, разумеется. Мы подвесим педаль так, чтобы приходилось отпускать ее, одновременно вдавливая газ. Это окончательно всех запутает».

«Но это еще не все, Эл. Мы заставим машину глохнуть, если водитель ошибется, и добавим одновременное переключение передач».

«Блестяще, Ральф».

Первые десять попыток машина вздрагивала и глохла. К счастью, дядя Рик человек разумный и терпеливый. Знаешь, что он мне сказал перед тем, как мы начали, Электра?

В НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ ЭТА ИНФОРМАЦИЯ НЕДОСТУПНА.

Он сказал: «Первые десять попыток машина будет только вздрагивать и глохнуть». Его собственные слова.

КАКАЯ ПРОНИЦАТЕЛЬНОСТЬ.

Знаю. Но в итоге у меня стало получаться, Электра. Правда-правда! Я действительно научилась переключать передачи и все такое. Ну да, я пока дошла только до второй, но все равно это большое достижение.

АВТОМОБИЛИ ВСЕГО МИРА ПОРАЖЕНЫ ТВОИМИ УСПЕХАМИ.

Вряд ли. Да и наплевать мне на них.

Вот дядя Рик – совсем другое дело. На него я произвела впечатление.

Глава 8

Женщина в мусорном баке поднялась на ноги. Штольц выстрелил.

Картофелина разорвалась, словно осколочный снаряд, ее кусочки полетели в разные стороны. Штольц был к этому готов и даже глазом не моргнул, когда обломок картофельной шрапнели попал в стекло его защитных очков и рикошетом отлетел в угол. Выпущенная пуля прошила занавес, и по звукам, раздавшимся с той стороны, он понял, что выстрел достиг цели.

Когда полетела картошка, женщина отшатнулась и, потеряв равновесие, рухнула на пол фургона заодно с баком.