Вот странно было бы выяснить что-нибудь этакое. Вроде как теряешь сразу всю свою семью. А уютом непременно приходится отправляться на поиски Настоящей Семьи, а это одновременно и радует, и пугает. Знаешь, когда в тебе зреет надежда, что настоящие родители ужасно богаты и знамениты, но ты все равно боишься, что они окажутся какими-нибудь деревенскими психопатами. И если это действительно так, сразу начинаешь думать: а как это отразится на тебе самой, – может, в один прекрасный день ты тоже сойдешь с ума? Начнешь пьянеть от лунного света и стрелять по невидимым белкам?

Или, может, я уже сумасшедшая? Интересно, знают ли психи о том, что они – психи? В школе я спросила об этом Джессику, и она ответила: «Если человек знает, что он сумасшедший, это доказывает обратное». Вот это уж точно идиотизм, но я ей так не сказала.

Мне кажется, если человек по-настоящему сошел с ума, он вряд ли поймет вопрос. А если у него просто не все дома, это почти то же самое, что простудиться: ты чувствуешь, что нездоров, но можешь попытаться одолеть болезнь. Конечно, при простуде можно принимать витамин С, побольше пить и не вставать с кровати, – а что делать, когда начинаешь терять рассудок? И еще: простуда – это на неделю, она непременно кончится. А сумасшествие? Может ведь произойти что угодно. Можно отправиться в школу в чем мать родила, с одной лишь корзиной на голове. Можно ловить и есть жуков. А можно взять нож и зарезать свою лучшую подругу.

А в самом начале будет момент, когда поймешь: творится что-то неладное, но остановиться будешь уже не в силах.

Давай сменим тему, ладно, Электра? (Сказала девочка своей воображаемой подружке.)

Вернемся к потрясению. Вся эта история с удочерением пришла мне в голову только потому, что сегодня – мой день рождения. Пятнадцать, спасибо, что спросила. Никакого особого торжества, просто зашли несколько подружек, и мы с ними веселились, как могли. Мама купила мне в «Дэйри Куин» здоровый торт из мороженого, а еще мне подарили горный велосипед – вот это было круто.

Жалко только, дядя Рик не пришел. Он обещал заглянуть к ужину, и я должна тебе признаться, Электpa, что испытала немалое разочарование, когда он так и не явился.

А потом, уже около семи, кто-то позвонил в дверь. Папа сказал, что мне стоит пойти и открыть ее.

И когда я отперла дверь, на пороге оказался дядя Рик с подарком.

Мне подарили щеночка, Электра! Очаровашка, весь такой кудрявый, ласковый, да еще и с большим красным бантом на шее. Дядя Рик просто улыбнулся, протянул его мне и сказал:

– С днем рождения.

– Ой! – сказала я. – Но... Но... – И тогда Руфус лизнул меня в лицо. Я сразу поняла, что щенка зовут Руфус, лучше не спрашивай как.

– Не беспокойся, с родителями я уже договорился, – сказал дядя Рик. – Они считают, ты уже достаточно большая, чтобы принять на себя ответственность.

Стыдно и сказать, Электра, но я заплакала. Я столько времени хотела иметь собаку, знаешь ли. И уже отчаялась когда-нибудь ее получить.

– Да, еще одно, – шепнул дядя Рик. – Твои родители думают, что это помесь кокер-спаниеля с биглем... А на самом деле это щенок ротвейлера и овчарки. – Дядя Рик в курсе того, что мне по сердцу большие собачки.

– Но когда-нибудь они узнают, – шепнула я в ответ.

– Еще бы, стоит ему подрасти... но к тому времени он уже станет членом семьи.

В общем, остаток вечера я провела, играя с Руфусом, вытирая собачью мочу и веселясь с дядей Риком, так что в итоге, кажется, получился самый лучший день рождения из всех, какие у меня только были. А потом, когда дядя Рик ушел, я спросила у мамы, как ему удалось уломать ее? Сколько я сама ни просила, мне не разрешали завести собаку, а просить начала еще в восемь лет.

– Он напомнил мне, что это такое – быть подростком, – ответила мама. – Что иногда самое худшее – это одиночество. И о том, что в такие минуты капелька беззаветной любви от существа, которое принадлежит тебе и никому больше, может очень, очень многое значить. – Она выпила несколько бокалов вина и немного размякла, да я и сама при этих словах чуть не разревелась, заключила ее в долгие плаксивые объятия и сбежала в свою комнату вместе с Руфусом. И теперь вот говорю с тобой.

С днем рождения меня, Электра.

Глава 10

Джек шел по деловым кварталам Рено.

Он чувствовал себя осовремененной Алисой, прошедшей не сквозь зеркало, а сквозь экран телевизора. Все вокруг играло фальшиво-яркими телевизионными красками – в рябящем свете тридцатиметровых рекламных вывесок. Люди заполоняли тротуары, они смеялись, пили и курили, словно толпа статистов, ожидающих начала съемок очередной сцены.

Он тихо проходил сквозь толпы, рассматривая лица, пытаясь понять, кто из них хищник, а кто – жертва. Пытаясь решить, имеет ли это значение.

Джек сам не понимал, почему не рассказал Никки, что Патрон объявил себя Гурманом. Надо было бы рассказать: это, по крайней мере, вернуло бы ее в команду. Никки поняла бы, что следующим должен быть именно Гурман.

Но он этого не сделал. Он утаил слова Патрона от Никки. Потому что... разозлился?

Да.

Неожиданно для себя он зашел в казино, словно в иной мир: заполненную яркими вспышками пещеру без окон. В охлажденном фреоном воздухе висел запах американского табака, более плотный и ароматный, чем запах канадских сигарет. В его ушах бездумно, гипнотически звенел нескончаемый, раскатистый напев сотен игровых автоматов.

Он еще никогда не злился на Никки. Он очень давно не испытывал злости; внутри него для этой эмоции просто не было места Ярость, которую он ощущал постоянно, была безгранична и холодна, тяжела, тверда и неизменна. По сравнению с ней злость была тусклой, оплывшей свечой.

Никки сомневалась в нем. Сомневалась в нем.

Конечно, им и прежде случалось разойтись во мнениях. Всякое бывало. Но у них обоих оставалась одна цель – отточить методы, усовершенствовать технику. А теперь... Теперь Никки сомневалась, стоит ли им и дальше продолжать свою миссию.

Его грызло еще что-то: какое-то очень странное чувство, которое лежало на поверхности, но снова и снова ускользало от Джека. Он не мог определить, что это за чувство, но почему-то оно казалось знакомым.

Джек увидел себя в баре и заказал порцию неразбавленного темного рома. Он и не пил уже очень давно, даже пива, но теперь не знал, как еще избавиться от ощущения, будто ему чего-то не хватает.

Подали напиток. Он сделал крошечный глоток, согревший горло. Ему вдруг показалось отчего-то, что вкус у рома какой-то неправильный; в нем не хватало сладости.

Вдруг он понял, что за знакомое ощущение его преследует.

Последней женщиной, с которой он спорил, была его жена.

Глубокая, зудящая печаль разверзлась в нем, словно широко открытая пасть. Он сделал еще один долгий, нетвердый глоток и внезапно различил в своем напитке привкус взбитого яйца.

Он не стал сдерживать слезы, просто старался плакать потише. Всего-навсего очередная вдребезги разбитая судьба, оплакивающая свою утрату у стойки бара в Рено.

– Эй, мужик, ты как – в порядке?

– Да. Да, в порядке, – Джек высморкался в салфетку. Вмешательство постороннего ничуть его не смутило: в этот миг он просто не мог ощутить неловкость, эта эмоция казалась ему сейчас такой незначительной.

– Что, леди Удача сегодня не на твоей стороне, да? – мужчина в бейсбольной кепке с логотипом команды "Янки" сидел на третьем от Джека табурете над полупустой кружкой пива.

– Мне сдается, я вообще не в чести у дам, – поправил его Джек.

– Ясно. Твои горести мне знакомы, – сказал Бейсбольная Кепка. – Только не пойми неправильно, женщины мне очень даже нравятся... просто они не торопятся отплачивать тем же.